«Грустно… Грустно так, что хочется плакать! Вот просто – положить голову на стол и плакать!» – подумала Маринка, включая чайник. Наверное, в душе она была немного англичанкой, потому что считала, что в любой трудной ситуации чашечка чая может оказаться полезной. Протянула руку, поставила на стол любимую кружку, аккуратно положила в кружку чайный пакетик – ярлычком наружу, - и потянулась за вазочкой с печеньем, но на полпути передумала. Она же всё-таки грустит, а не проголодалась! Маринка замерла, глядя в чашку с сухим пакетиком, прислушиваясь то ли к шуму закипающего чайника, то ли к внутренней грусти. Причин грусти не обнаруживалось, в окружающем мире, вроде бы, всё обстояло более-менее, и с работой, и с отношениями, и вообще. Но грусть не отпускала вот уже несколько дней.

- Что же ты хочешь, грусть моя? – тихонько пробормотала Маринка, глядя в чашку.

- Чаю бы… - прошелестел тихий голос за спиной… Странно, но Маринка не напугалась, а осторожно обернулась.

На табуретке, втиснутой между столом и холодильником, сидела худощавая женщина с длинными блондинистыми волосами, длинным же носом, и куталась в пушистую шаль. Женщина как женщина, обыкновенная, в отделе периодических изданий Маринкиной библиотеки работала похожая. Только эта, которая на кухне, была немножко прозрачной.

- Чего, простите? - шепнула Маринка. Он, конечно, не напугалась, на собственной кухне ей некого было бояться, но горло отчего-то пересохло.

- Чаю, милочка, чаю! Вы же, кажется, как раз собрались пить чай? – голос незнакомки прозвучал по-прежнему мягко, но настойчиво.

- Что ж, хорошо, - Маринка достала вторую кружку, снова аккуратно положила в неё пакетик и налила в обе кружки кипяток. Потом, с горячими кружками в руках, аккуратно обернулась, надеясь, что полупрозрачная гостья ей просто привиделась. Но – нет, она была на месте, тихо сидела в углу, скрестив на груди руки, запелёнатые в уголки шали, - Вам с молоком?

- Нет… нет… Мне просто чаю, пожалуйста! – гостья приподняла плечи, то ли от волнения, то ли от стеснения.

Несколько минут прошли в молчании, Маринка и незнакомка пили чай. Сложновато, знаете ли, разговаривать с тем, сквозь кого можно рассмотреть магнит "Из Сочи с любовью" на холодильнике. Но молчание показалось Маринке невежливым, всё-таки она была хозяйкой этой кухни и этого холодильника.

- Может быть, познакомимся? Я – Марина, а вы?

- Да мы уже давным-давно знакомы, - незнакомка улыбнулась, и её улыбка вышла очень печальной, - Я – Грусть. Но чему вы так удивляетесь? Ведь вы именно со мной разговаривали?

- Я? С вами?

- Конечно! Вы же спросили – чего ты хочешь, Грусть моя! А я как раз хотела чаю!

- Но… разве вы реальны?

- Думаю, что нам стоит говорить друг другу «ты» - перебила гостья, - не чужие же!

- Э… пусть так… - Маринка уже была в полном замешательстве, - Так разве ты реальна, Грусть?

- Во всяком случае, для тебя я реальна! Ведь ты же разговаривала со мной – так?

- Так…

- А разговаривать с теми, кто нереален – плохая идея. Могут неправильно понять. Поэтому мне и пришлось стать реальной, ведь ты же не хочешь быть понятой неправильно!

Рассуждения Грусти выглядели безупречными, но всё-таки Маринка не была уверена, что хотела бы видеть Грусть в реальности, сидящую прямо на её собственной кухне.

- А вообще-то мы очень ценим возможность поговорить с реальными людьми! Нас же постоянно гонят, хотят от нас избавиться разными способами! – с жаром проговорила Грусть, наклонившись к Маринке через стол.

- Нас?... – из всего сказанного это слово особенно заинтересовало Маринку. Возможно, следовало ожидать других визитёров?

- Нас, меня и моих сестёр – Печаль и Тоску. Нас трое, три сестры, совсем, как у Чехова. Мы так похожи, что нас часто путают, нас недолюбливают, и мало кто способен оценить наше общество, – Грусть вздохнула и подпёрла щёку кулачком.

- Ага, вас, тебя и твоих сестёр Печаль и Тоску не любят! – подытожила Маринка.

- Не любят! Гонят, разными способами. Кто во все тяжкие пускается, кто заедает нас, а некоторые даже запивают! А бывает и ещё хуже! Гонят, гонят! – Грусть снова вздохнула, - А поговорить, вот как ты, мало кто желает!

В этот момент Маринка почувствовала себя особенной! Вот так, вдруг – раз – и почувствовала! Словно бы она выиграла Олимпийские игры или даже Евровидение! Никто не хочет говорить с Грустью, все гонят, а она – вот какая! Сама заговорила с ней! Только… о чём говорить-то?

- И на какие темы ты предпочитаешь общаться? – участливо поинтересовалась Маринка.

- Я всё больше о себе люблю…

- Так и расскажи! Зачем ты приходишь к людям, какие твои… цели и намерения? – Маринка внимательно посмотрела на собеседницу. Кажется, её полупрозрачность начала ей даже нравиться. Необычно так…

- Я не ко всем прихожу и не всегда. Понимаешь, мир – он большой, а люди в нём иногда заблуждаются, с пути сбиваются. Вот, повернул человек на развилке жизненного пути не туда, куда ему самому надо бы, а по подсказке чужой повернул, или от корысти, честолюбия с пути сбился. Иногда – от лени или от страха, и так бывает. А может, просто ошибся, ошибаются же люди. Тут мы и приходим на помощь – Грусть, Печаль, а потом и Тоска. У нас такая работа – предупреждаем человека, что он неверным путём идёт или не все свои возможности использует, или ещё что-то подобное! – Грусть разгорячилась, рассказывая Маринке о своих делах, даже чуть чашку со стола не смахнула в азарте! Сразу видно, что её нравилась её работа, такое ни с чем не спутаешь!

- В грусти человек притормаживает, начинает задумываться – где он сбился в пути, что неверно сделал или недоделал. Так, знаешь, останавливается, оглядывается по сторонам. Часто замечает то, чего раньше не видел. Именно поэтому грустные люди чаще пишут стихи, сказки, истории всякие. Или рисовать берутся, музицировать. Грусть, знаешь ли, к творчеству располагает. Не то, что веселье. Весёлого за письменный стол не усадишь. Так, в грусти, в раздумьях и в творчестве человек и понимает, в каком направлении ему двигаться. Конечно, если он не загоняет грусть подальше всякими рискованными выходками или… ну, ты поняла. Я даже и говорить не хочу о всяких способах, какими люди от меня пытаются избавиться!

Грусть снова вздохнула и положила острый подбородок на кулачок.

- Ты, это… ты не грусти! Не все же такие! – Маринка понимала, что её утешения выглядят беспомощными, но решительно не понимала, что ей надо говорить, чтобы Грусть перестала грустить! – Я вот раньше и не знала, что грусть нужна, чтобы в себе разобраться, я думала, что ты вредная. А вот теперь знаю. И не буду на тебя злиться, а буду рисовать! Или гулять пешком! Или добрые фильмы смотреть! И буду в себе разбираться.

Кажется, слова всё-таки подобрались правильные, потому что Грусть улыбнулась, откинула с лица светлые волосы и решительно встала со стула.

- Вот и хорошо! Значит, я не зря к тебе на чай заглянула! Спасибо тебе, хорошо поболтали! – с этими словами Грусть стала бледнеть, бледнеть и вскоре стала едва различимой.

- Пока, Маринка! – прошелестела странная гостья.

- Пока! Ты ещё заходи, просто так заходи, поболтаем! – ответила Маринка, но на кухне уже никого не было.